Разоблаченный любовник - Страница 4

И вот она, покинутая женщина. Оставленная позади. Нежеланная, неполноценная, старая дева, с которой, такой чистокровный Воин, как Роф, не захотел переспать хотя бы однажды после ее перехода. И благодаря его отвращению, она до сих пор оставалась нетронутой, хотя и была с Рофом почти вечность. Ты должна была стать чьей-нибудь шеллан.

Их конец был непредсказуем и предсказуем одновременно. Для всех. И хотя Роф заявил, что это она его бросила, глимера знала правду. Она, никогда не носившая его связующий запах на себе, была нетронутой в течение веков и не провела с ним наедине и дня. Более того, ни одна женщина не оставила бы Рофа по собственной воле. Он — Слепой король, последний чистокровный вампир на планете, великий Воин и член Братства Черного Кинжала. Нет никого выше него.

Вывод, к которому пришла аристократия? Что-то было не так с ней, вполне возможно, дефект спрятан под ее одеждой, и имеет сексуальный характер. С чего еще чистокровному вампиру совсем не желать ее?

Она сделала глубокий вдох. Потом еще. И еще.

Аромат свежесрезанных цветов проник в носовую полость, сладость переполняла, заменяла воздух… пока не стала единственным ароматом, поступающим в ее легкие. Ее горло сжалось, будто сопротивляясь нападению, она попыталась стянуть ожерелье. Тесно… сильно сдавило горло. И тяжесть… как будто чьи-то руки стиснули шею… Она открыла рот, чтобы вдохнуть, но не смогла. Ее легкие были забиты зловонным цветочным запахом, она задыхалась, тонула, хоть и была на суше.

Марисса прошла к двери на ватных ногах, но была не в состоянии встретить танцующие пары, тех, кто определил свое положение, чураясь ее. Она не могла позволить им увидеть ее… узнать насколько расстроенной она была. Они увидят, как сложно это для нее. И будут презирать еще больше.

Она осмотрела дамскую комнату, взгляд, скользя по предметам, отражался от зеркал. Отчаянно пытаясь… что она делала? Куда она могла пойти — спальня, наверху… ей придется… о Боже… Она не могла дышать. Она умрет здесь, прямо здесь и сейчас, из-за того, что горло сжалось в кулак.

Хэйверс… ее брат… ей нужно попасть к нему. Он же врач… Он придет и поможет ей — но тогда его день рождения будет испорчен. Испорчен… из-за нее. Все было испорчено из-за нее… Это ее вина… за все. Она заслужила это унижение… Спасибо, Боже, что родители давно умерли и не видели ее… такой…

Стошнит. Ее сейчас точно стошнит.

С трясущимися руками, на ватных ногах, она прошла к одной из туалетных комнат и закрылась изнутри. По дороге к туалету, она нащупала раковину и включила воду, чтобы ее всхлипы не были слышны, на случай, если кто-то войдет. Потом она рухнула на колени и склонилась над фарфоровой чашей.

Она задыхалась, ее выворачивало, горло боролось с рвотными позывами, но из него не выходило ничего, кроме воздуха. Пот сбегал со лба, подмышек и между грудей. Голова кружилась. С широко открытым ртом она сражалась за свое дыхание, думая что умирает, и никто не сможет ей помочь, что она испортила торжество брата, что она отвратительное существо, надоедливое, как пчела… пчелы в ее голове, жужжат и жалят… убивая… мысли как пчелы…

Марисса заплакала, и не от мысли, что умрет, а потому, что знала обратное.

Боже, приступы паники в последние несколько месяцев становились все жестче, бесплотный страх преследовал ее, его настойчивость не знала устали. И когда она теряла самообладание, чувства были резким и ужасающим открытием.

Прикрыв лицо руками, она хрипло зарыдала, слезы бежали по щекам и скрывались за жемчужинами и бриллиантами на шее. Она была так одинока. Заперта в красивом, роскошном, иллюзорном кошмаре, где бугимены носили смокинги и костюмы, а стервятники пикировали на крыльях из шелка и сатина, стремясь выклевать ей глаза.

Глубоко вдохнув, она пыталась восстановить дыхание. Спокойно… успокойся сейчас же. Ты в порядке. Ты уже проделывала это.

Спустя минуту она взглянула на туалет. Чаша была из чистого золота, поверхность воды пошла рябью от ее слез. Внезапно она подумала о твердой плитке под ее коленями. Корсет впивался в ребра. Кожа была липкой на ощупь.

Марисса подняла голову и оглянулась вокруг. Итак, что мы имеем. Она выбрала свою любимую частную уборную, декорированную узором Ландыши Фаберже. Подобрав юбку и сев на туалет, она оказалась окружена бледно-розовыми стенами, вручную разрисованными ярко-зелеными лепестками и маленькими белыми цветочками. Пол, столик и раковина были из розового мрамора, испещренного белыми и бледно-желтыми прожилками, а подсвечники были сделаны из золота.

Как мило. Действительно идеальный фон для приступа паники. Но потом паника прошла, не так ли? Как круто.

Марисса поднялась с пола, и, выключив кран, рухнула в маленькое кресло в углу. Платье устроилось вокруг нее, словно животное, растянувшееся после битвы.

Она посмотрела на себя в зеркало. Лицо покрылось пятнами, нос покраснел. Макияж был испорчен. Прическа в ужасном беспорядке.

Смотрите, вот какова она изнутри, не удивительно, что глимера презирала ее. Каким-то образом они узрели ее истинный облик.

Боже… может, поэтому Бутч не захотел ее…

О черт, нет. Думать о Бутче — последнее, что ей сейчас нужно. Все, что ей нужно — это выпрямиться, насколько это возможно, и стремглав кинуться в свою спальню. Скрываться было, бесспорно, ужасно, но она так и сделает.

Коснувшись волос, она услышала, как открылась дверь, в гостевую комнату проникла камерная музыка, а затем затихла с хлопком двери.

Прекрасно. Она попала в ловушку. Хотя, если вошла всего одна женщина, можно не беспокоиться, что придется подслушивать.